Песня жаворонка

В раздумье некто ввысь глядел,

Где, в блеске дня,

Резвясь, звеня,

Над лугом жаворонок пел.

«Ишь как поёт! В такой глуши —

И то напевы хороши.

А если пташку взять в наш дом?

Зальётся райским голоском!» —

И, мыслью вдохновлён своей,

Завлёк он в сеть певца полей,

Унёс, чтоб в клетку запереть.

«Послушайте, как будет петь!..»

Но что же? Пленник петь не стал,

Лишь вдаль смотрел — и вспоминал

Густые травы, песнь свою,

Что пел в раздольном том краю,

Где прежде жил,

Где волен был,

Где луг росист

И шелковист,

Где по полям,

Как по коврам,

Ходил-гулял.

Он вспоминал —

И воли ждал,

В тоске рыдал:

«О край родной!.. О край родной!..»

«Быть может, корм даю плохой,

Иль эта клетка так узка,

Что птичку извела тоска?»

Хозяин клетку заменил

И каждый прут позолотил,

Принёс душистые плоды

И налил сахарной воды.

Но нежный пленник полевой

Грустил в темнице золотой,

Плодов не тронул дорогих —

Он даже не взглянул на них.

И мысли вольные неслись

Всё время ввысь, всё время ввысь —

В лазурный край,

Где ясен май,

Где свод высок,

Где свет глубок,

Где мир широк,

Туда, где мог,

Смеясь, взлететь —

И плыть, и петь.

Он вспоминал,

Он тосковал,

И сердце жгла ему печаль,

И он из клетки рвался вдаль,

Рыдал, терзаемый тоской:

«О край родной!.. О край родной!..»

«Да что ж такое в тех краях,

Коль все мои старанья — прах?

Молчит певец крылатый мой

В роскошной клетке золотой!» — Сказал хозяин, погрустил —

И пленника в поля пустил.

И вот измученный певец

К лугам росистым наконец

Опять припал,

Возликовал,

Порхнул в траве —

И к синеве,

Навстречу солнцу полетел

И грянул, брызнул, зазвенел —

И снова песня потекла.

Но всё ж не прежнею была

Та песня. И с того-то дня,

Что б он ни прославлял, звеня,

— Восход, закат

Иль аромат

Лугов, дубрав,

Цветов и трав,

Что б он ни пел — простор, весну,

— Всё помнит, как страдал в плену.

И в песне той дрожит слезой:

«О край родной!.. О край родной!..»